Льва Шестов и современный гуманизм
Льва Шестов и современный гуманизм (вместо заключения)
Подводя итог рассмотрению мировоззренческой направленности философии Шестова, можно с полным основанием сказать, что она является целеустремленно гуманистической. Более того, можно утверждать, что ему удалось, одному из немногих в истории мысли, избежать соблазна cформулировать и выразить гуманные по форме ценности в качестве всеобщих внеличостных начал и принципов, которые возвышались бы над бытием каждого отдельного человека и фактически подчиняли бы его себе. Тем самым было создана новая версия гуманизма, его новая оригинальная трактовка.
В основе критики Шестовым духа имперсонализма и бездушия нормативных представлений о морали лежит глубокое понимание их противоречивости и ограниченности, осознание того, что человеческая личность неизмеримо ценнее и первичнее любой общеобязательной истины и объективированных в формах принудительных традиций моральных добродетелей.
Гуманистическое значение работ Шестовым определяется тем, что в них раскрывается асоциальность и бесчеловечность всякого учения, провозглашающего социальные идеалы последней целью истории, разоблачается психология проповедничества, вождизма и «аристократизма». Углубление представлений о человеке и основаниях его гуманности было связано у русского философа с более глубоким пониманием творческой и свободной природы человека. Творческое начало, как показал Шестов, является самым сокровенным, главным условием самой возможности обретения человеком достоинства и других гуманистических добродетелей.
Экзистенциальная философия трагедии Шестова представляет собой особый тип гуманизма, преимущество которого перед другими видами мировоззрений состоит в том, что он лишен наивности и идеализма. Гуманизм Шестова помогает понять, что идеал абсолютного добра и счастья недостижим, а потому мы должны научиться жить в мире, где есть одиночество и страдание, не смиряясь с ними, но и не воспринимая их панически или как что-то недостойное и низменное.
Заслугой Шестова стало и то, что он задолго до широкой критики сциентизма на Западе указал на угрозы безнравственного, технократичного и тоталитаристского использования науки и разума. Его критика современных ему рационализма и гуманизма помогла в дальнейшем существенно скорректировать представления о роли разума и техники в жизни общества, помогла модернизации гуманизма в двадцатом веке, когда он в противовес постмодернизму выдвинул программу неомодернизма. Важно при этом подчеркнуть, что в основе критики Шестовым научного разума лежит не иррационализм, как обычно думают, а неклассические представления о науке, допущение того, что никакая теория не абсолютна и что она истинна лишь до определенных пределов, что в мире есть место не только порядку и необходимости, но и хаосу, субстанциальному плюрализму, абсурду и неизвестности.
Религиозная вера, о которой пишет Шестов, носит гуманистический характер – она предполагает Бога не как карающее и непреклонное начало, «о котором мечтают земные деспоты», а как непостижимое существо, являющееся образцом свободы и творчества, способности творить небывалое и невозможное. Шестов остро критикует религии и церкви, стремящиеся подчинить людей своей власти и безжизненным догмам.
Взгляд на Шестова как на последовательного гуманиста позволяет глубже и точнее уяснить его идеи, понять ошибочность отношения к философу как «мистическому» мыслителю, занимавшемуся, прежде всего, богоискательством. Идеи этого замечательного мыслителя чрезвычайно важны для выработки современного мировоззрения, направленного на создание общества, избегающего дискриминации и насилия, основанного на принципах взаимоуважения, признания свободы другого человека. Они могут и должны быть использованы в выработке взгляда на мир, стремящегося избежать ошибок прошлого, а именно соблазнов обращения к утопической вере, фанатизму, тоталитаризму и догматизму, принуждающим к «строительству» абсолютно справедливого, счастливого государства.
* * *
Как показывает история, любое моральное учение или мировоззрение стремится стать универсальным. Такова природа нашего мышления: нас больше привлекают теории, которые создают целостную и всестороннюю картину мироздания, отвечают на любые наши вопросы, в том числе и на вопрошания о месте человека в мире. И гуманизм здесь не исключение. Однако он больше, чем какое-либо другое мировоззрение, сталкивается с дилеммой: как примирить претензию на универсальность со своим важнейшим принципом, провозглашающим человеческую личность абсолютной по отношению к себе ценностью. Он сталкивается с вопросом: где проходит та тонкая грань, которая отделяет заботу о человеке от насилия над ним, навязывания чуждого ему мнения, даже если это и делается с самыми благими намерениями?
Осознавая эту проблему, авторы книги «Основы современного гуманизма», И.М. Борзенко, В.А. Кувакин и А.А. Кудишина пишут: «Да, как бы неожиданно это ни звучало, но гуманизм должен озаботиться своим здоровьем. И хотя оно не может быть абсолютным, к такому состоянию нужно стремиться. Каковы самые опасные и наиболее вероятные болезни гуманизма, его внутренние враги?
Во-первых, это широко распространенный вирус догматизма и связанный с ним фанатизм, которые одинаково опасны как для маргинальных и сектантских, так и для популярных и массовидных идей, мировоззрений и идеологий… Во-вторых, – это опасность превращения гуманистического мировоззрения в политическую идеологию или квазирелигию, что принципиально извратит его дух и суть.
В-третьих, – это опасность перфекционизма, т.е. навязчивого стремления к такой «чистоте» и совершенству теории, которое приведет гуманизм как систему идей к утере здравого смысла и реализма, закроет для нее опыт, новизну, возможность изменения и превратит это мировоззрение в своего рада элитарную интеллектуальную забаву, а то и в маниакальную болезнь»1.
И, тем не менее, максимум, что можно здесь сделать, это провозгласить «декларацию о намерениях», тогда как убедительный инструментальный ответ на этот вопрос отнюдь не прост и не очевиден. Вот почему здесь чрезвычайно полезен философский, психологический, интеллектуальный и гуманистический опыт Шестова.
Если ограничиваться только историей гуманистического движения второй половины двадцатого века, то нужно сказать, что оно проделало значительную эволюцию.
В 1933 году в США был опубликован «Гуманистический манифест I», который подписали 34 видных интеллектуалов и общественных деятелей. По сути, он представлял попытку создания новой, светской, религии, которая должна была заменить прежние верования, прежде всего традиционные религии. В нем провозглашалось буквально следующее: «Нынешняя эпоха породила огромные сомнения в традиционных религиях, и не менее очевиден тот факт, что любая религия, претендующая на то, чтобы стать объединяющей и движущей силой современности, должна отвечать именно теперешним нуждам. Создание такой религии – главнейшая необходимость современности» . Общечеловеческие нравственные нормы, этика, ценности достоинства и свободы личности признавались своего рода религиозными догмами, обязательными для исполнения в новом демократическом, основанном на рациональных принципах обществе. Как пишут в своих комментариях к этому документу В.Л. Гинзбург и В.А. Кувакин, провозглашаемые ценности признавались свободными от каких-либо теологических, политических и идеологических санкций. Однако насколько они были свободы от диктата самого гуманизма?
Манифест фактически поддерживал просветительские идеалы счастливого и справедливого общества, тот вид гуманизма, о котором Шестов писал иногда в кавычках и не иначе, как иронически и с некоторой долей презрения. Гуманизм представал в нем своего рода социоцентризмом, в котором общественные ценности ставились выше интересов и свободы отдельного индивидуума, что подтверждается стремлением придать им религиозный характер. Гуманизм образца 1933 года не отрицал индивидуальных ценностей, но признавал их лишь путем для достижения всеобщего блага, о чем прямо говорилось: «религиозное чувство гуманизма выражается в усиленном осознании своей индивидуальности и своей сопричастности совместным усилиям, направленным на повышение общественного благосостояния» . А слова о том, что «гуманизм встанет на путь социальной и психологической профилактики и сумеет противостоять оторванным от реальности сентиментальным надеждам и произволу» , отдают нацистским или коммунистическим душком (время, наверное, было такое, суровое).
Такая религиозность является полной противоположностью религиозной вере, о которой писал Шестов. И не только потому, что «религиозный гуманизм» отвергал Бога. В Манифесте I прямо заявляется о необходимости создания новой религии, потому что прежним религиям уже не оказывается большого доверия. С точки зрения шестовской философии гуманистическая религия образца 1933 года была не чем иным, как попыткой не дать пасть морали, поддерживаемой прежними религиями и теориями и основанной на принудительности, видящей в людях только существа, подлежащие «облагораживающему действию нравственности» . Такой гуманизм заботится не о том, что людям действительно нужно и что они считают лучшим для себя, а о том, чтобы навязать им свои ценности, которые гуманисты считают наилучшими на свете.
Со временем произошла трансформация гуманизма.
Он еще продолжал претендовать на роль учителя «в планетарном масштабе», призванного повышать «качественный уровень наших вкусов и оценок» и притязающего «придать смысл и значение человеческой жизни» , вместо того, чтобы провозглашать свободу каждого человека на обретение им своих собственных смыслов и значений. Но уже в «Гуманистическом манифесте II», выпущенном в 1977 году, высшей целью объявляется реализация творческих возможностей каждого человеческого существа, центральной гуманистической ценностью признается целостность и достоинство каждой отдельной личности.
Опасность возведения гуманизма в ранг идеологии, наставника жизни для всех людей хорошо понимают российские гуманисты, заявляющие, что «для гуманистического движения важен и дорог не гуманизм сам по себе, а человек, его объективная человечность» . Или как пишет в журнале для гуманистов А. Круглов, «какими бы хорошими ни были правила, они не святы, то есть должны иметь в виду реальности человека и человечную цель» . Современные гуманисты отличаются терпимостью. Они отдают себе отчет в том, что если человек не разделяет их взгляды, то это не дает им право «считать себя гуманнее и полагать, что рациональность, критичность, объективность, здравый смысл и другие общечеловеческие ценности дают нам право вмешиваться во внутренний мир личности».
По признанию В.А. Кувакина, высказанному им в устной беседе, на эти взгляды гуманистов, объединившихся вокруг Российского гуманистического общества и журнала «Здравый смысл», во многом повлияли отечественные мыслители – Ф. Достоевский, Н. Бердяев, Н. Лосский, С. Франк, С. Булгаков, – и не в последнюю очередь Лев Шестов.
Их творческое наследие помогает осознанию наивности духа Просвещения, верящего в то, что существует единая истина разума, которая способна просветить сознание людей, указать им путь к счастливой и гармоничной жизни с самими собой и с миром. Экзистенциальная философия Шестова и Бердяева способствовала пониманию сложности человеческого существования, неустранимости трагического в нашей жизни. Бытие человека не прозрачно, как думали философы Нового времени, в нем всегда есть место для неизвестности, человек – это загадка для самого себя и других. Это признание очень важно, поскольку оно говорит нам о том, что мы ни когда до конца не сможем просчитать, исчислить человеческие возможности и степень его свободы. Эти степени бесчисленны, а человеческие возможности неограниченны.
Признание неограниченных возможностей человека, его свободы и творчества, признание фундаментального характера неизвестности как реальности человеческого мира дает право и основание говорить о близости взглядов Шестова современному гуманизму. Фактически нынешние гуманисты и Шестов говорят об одном и том же – «нужно отказаться от самолюбования, нужно отказаться от всезнания – и это откроет заказанные нам теперь пути к постижению хотя бы малых тайн жизни» . Одна из этих тайн, не малая, но напротив великая, в том, что природа человека требует от каждого из нас индивидуального творчества. Поэтому не стоит ждать от философии, религии, гуманизма или какого-либо другого мировоззрения последних истин. Таких истин нет и никогда не будет.