Российское гуманистическое общество

2. Чувственно-предметная деятельность и проблема человека

Проблема «обмирщения» философии, вставшая в процессе формирования философских воззрений Маркса и Энгельса, – это вопрос о взаимосвязи философии и действительности. Маркс писал об этом: «Так как всякая истинная философия есть духовная квитэссенция своего времени, то с необходимостью наступает такое время, когда философия не только внутренне, по своему содержанию, но и внешне, по своему проявлению, вступает в соприкосновение и во взаимодействие с действительным миром своего времени. Философия перестает тогда быть определенной системой по отношению к другим определенным системам, она становится философией вообще по отношению к миру, становится философией современного мира»^[1]. Мир Германии 40-х гг. XIX века – это время вызревания буржуазно-демократической революции в Германии. Поэтому в центре философского анализа должен был оказаться весь комплекс вопросов, рожденных предреволюционной ситуацией. В числе этих вопросов первостепенным был вопрос о движущих силах исторического процесса, принципах и мотивах их деятельности, поведения, поступков.

Гегелевское решение этого вопроса не могло удовлетворить Маркса: Гегель исходил из определенной роли Идеи и рассматривал существование человека, его бытие как наличное бытие Идеи, человеческая деятельность у него выступала как деятельность и результат чего-то другого. Субъектом деятельности оказывается мистическая субстанция, а реальный субъект – человек – как момент этой субстанции. Маркс ставит задачу разгадать «тайну» человеческой деятельности и через это ответить на вопросы о природе, специфике социального бытия, законах его развития, возможностях его изменения.

В 40-е г. XIX в., когда процесс формирования мировоззрения К. Маркса и Ф. Энгельса как цельной теоретической системы завершался, разгорелась острая идейная борьба вокруг вопроса: что взять в качестве субъекта исторического процесса: «дух» или «массу»? Иначе говоря, какую из сторон отношения «самосознание» – «субстанция» взять за деятельное начало.

В младогегельянских концепциях исторического развития действительная, «массовая» история выступала в качестве орудия, средства «принципа», «идеи». Вследствие этого источник развития оказывался по другую сторону действительной истории, он выносился за «рамки» реального исторического процесса. В результате получалось, что «на одной стороне стоит масса как пассивный, неодухотворенный, неисторический, материальный элемент истории; на другой стороне – дух, критика... как элемент активный, от которого исходит всякое историческое действие»^[2].

Обращение К. Маркса и Ф. Энгельса к истории материализма, в частности, к французскому материализму, еще не давало научного принципа для разоблачения спекулятивности младогегельянской концепции, поскольку старый материализм в своих исходных теоретических принципах объяснения исторического процесса оказывался близок к «критике». Французские материалисты вместо отношения «дух» – «масса» рассматривали отношение «среда» – «человек», в котором роль исторического «принципа» выполняла «среда», «обстоятельства», а человек выступал простым следствием, их функцией.

В методологическом отношении обе концепции оказались близкими, они являлись как бы вариантами одного принципа: источник исторического процесса лежит вне самой действительной истории. Правда, имело место и определенное различие. Оно заключалось только в том, что французские материалисты делали акцент на активность «среды», а младогегельянцы – на активность «самосознания».

В результате анализа Маркс высказал положение, принявшее характер методологического принципа, что «после того как человек познан как сущность, как базис всей человеческой деятельности и всех человеческих oтнoшeний»^[3], peшeниe всех этих вопросов надо искать на путях анализа человеческой предметной деятельности. Принцип деятельной сущности человека позволяет придать новый вид самой диалектике общественного развития, отказавшись от субстанциональности в трактовке природы общественных законов.

Выдвинув деятельную сущность человека в качестве философского принципа, Маркс и Энгельс тем самым покончили с объяснением законов человеческой истории как безличных сил, внешних обстоятельств, «жестких» условий. Маркс нашел объяснение природы общественных законов в деятельности самого человека, но взятого, конечно, в рамках данных исторических условий и отношений, а не в качестве «чистого» индивида в понимании идеологов.

К. Маркс сумел разорвать этот замкнутый круг («субстанция» или «самосознание», человек или среда?), взяв за исходный пункт исследования практику. Но было бы ошибкой, если бы исходный пункт исследования мы сочли основой для постулирования, дедуцирования всей мировоззренческой системы Маркса. Для этого он совершенно непригоден. Предпосылки, с которых начинает Маркс, это не догматические предпосылки. Они могут послужить началом исследования, но не постулатом дедуктивной теории, ибо содержание исходных принципов обнаруживается в процессе их развертывания, а не предполагается известным заранее.

В первом тезисе о Фейербахе К. Маркс видит недостаток старого материализма в том, что «предмет, действительность, чувственность берется только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно»^[4]. На первый взгляд, если этот тезис прочитать буквально, не раскрывая его глубокого внутреннего смысла, «подтекста», он покажется противоречивым и нелогичным. На самом деле предмет, действительность берется старым материализмом в форме объекта. Но разве предмет, действительность по отношению к человеку, субъекту не являются объектом? А если это так, то как же иначе их может брать субъект? Однако такое прочтение тезиса не улавливает истинную мысль Маркса, направленную на преодоление того дуализма, к которому неизбежно приводит понимание действительности как предмета, объекта, поскольку объект, действительность и человек оказываются изолированными полярностями, каждая из которых развивается по своей собственной логике.

Маркс преодолевает подобный дуализм тем, что самое действительность он рассматривает как опредмеченную человеческую деятельность. С этой точки зрения, исходить из действительности, брать за основу действительность – это значит исходить из самих действительных живых индивидов.

В таком случае новым смыслом, иным значением наполняется формула «брать субъективно». Мысль Маркса о том, что предмет, действительность не берутся старым материализмом субъективно, не следует трактовать таким образом, что старые материалисты не учитывали сложности познания, субъективности образа объективного мира. Понять их так – значило бы рассматривать субъективность только как средство или форму преобразования внешней действительности в акт сознания. Именно в этом смысле понимал субъективность и старый материализм, настаивавший на том, что вмешательство субъективного в процессе отражения – путь к заблуждению. Сохраняя этот момент, Маркс подчеркивает тот факт, что практическая деятельность выступает основой объективного познания. Но этого мало.

Маркс понимает под чувственной деятельностью прежде всего предметную деятельность человека, т.е. практику. Поэтому объективный мир, окружающий человека, – это в первую очередь мир, преобразованный деятельностью людей, «исторический продукт, результат деятельности целого ряда поколений». Его основу составляет «деятельность, этот непрерывный чувственный труд и созидание»^[5]. Не случайно Маркс подчеркивает, что «Фейербах никогда не достигает понимания чувственного мира как совокупной, живой, чувственной деятельности составляющих его индивидов». Следовательно, Маркс видит специфику «субъективного» не в сознании, а в чувственно-предметной деятельности, в которой познавательное (сознательное) отношение к миру составляет лишь один из моментов практического освоения действительности. Человек берет мир, действительность «субъективно» не потому, что он «сознательно» поступает, а потому, что он действует предметно. Правда, иной раз Маркс говорит о человеке как о субъекте деятельности, подразумевая под этим процессом становление человеческой деятельности как универсальной, свободной деятельности. Но в целом это не меняет существа дела.

Поэтому чувственно-человеческая деятельность выступает не только в качестве звена, связующего человека и действительность с ее объективными законами. Преобразуя объективный мир, природу, человек творит новую действительность, «очеловечивает» ее. В этом смысле предмет «субъективен», «субъективна» действительность. Маркс не случайно сформулировал эту идею в первом тезисе о Фейербахе. Тем самым он подчеркнул, что отсутствие ее у старых материалистов и вообще в домарксистской философии – это не частный недостаток, а ограниченность философии в целом. Созерцательность – главная ограниченность классической философии.

В силу этих обстоятельств проблема человека стала одной из цент­ральных проблем в период формирования марксизма. Говоря это, мы имеем в виду нечто большее, чем просто личностную проблематику в традиционном понимании, т.е. рассмотрение и анализ некоторых личностных параметров, психологию или социологию личности. Мы имеем в виду человека как философскую категорию, принцип философии, позволяющий связать «начало» и «конец», исходный момент и конечный вывод.

Энгельс назвал первую главу «Немецкой идеологии» философской, что свидетельствует, если принять во внимание все содержание главы, об изменении его и Маркса взгляда на предмет и функции философии. Следствием этого явился новый подход к проблеме человека: задача заключается не в том, чтобы создать «теорию человека» как окончательную и законченную систему («антропологию» в смысле Фейербаха), а в том, чтобы открыть новый принцип исследования природы общест­венных законов.

Таким образом, мы приходим к выводу, что Маркс и Энгельс не создают по примеру старых философов «философию человека». Проблема человека, будучи философским вопросом, утрачивает свою автономность.

Марксизм как научная система и метод может решать весьма различные вопросы. Было бы неправильно понимать предмет философии как окончательный круг, который философ проводит вокруг себя и за пределы которого он не должен выходить. Для философии нет запретных тем и проблем. Но решая любой из этих вопросов, марксистская философия так или иначе соотносит их с человеком. И делает она это не только потому, что решает их человек, но прежде всего потому, что философия исследует их, думая постоянно о том, как ее выводы отразятся на человеческих судьбах, целях людей и их интересах. Следовательно, человек – исходный пункт, но не в смысле эмпирической посылки, позволяющей дедуцировать всю систему марксизма, любую теорию любого вопроса, а потому, что он является тем узлом, где завязываются так или иначе все проблемы и решения.

Вот почему марксистская концепция человека – это не «теория человека» в смысле старой философии, искавшей вечную «природу», «сущность» человека, а исследование человеческой деятельности, это поиск ответов на вопросы, встающие в процессе самой деятельности людей. Марксизм не создавал абсолютно автономные «теории» общества, революции, государства и т.д., поскольку марксизм един в своих исходных принципах и в конечных выводах. И потому марксизм не сводится к сумме теорий. Маркс и Энгельс разрабатывают материалистическое понимание истории как истории человеческой деятельности: они сформулировали принципы анализа этой деятельности в самых различных ее проявлениях. Подобно тому как в «Капитале», где Маркс сделал свое второе историческое открытие – теорию прибавочной стоимости, он не оставил Логики с большой буквы, но дал логику «Капитала», так и в «Немецкой идеологии», где он совершил свое первое открытие – материалистическое понимание истории, он не оставил Теории человека, но дал нам образцы применения принципов исследования человеческой деятельности, найдя их в практике человека, что позволило «снять» абстрактную противоположность объекта и субъекта.

Поэтому в марксизме проблему человека трудно рассматривать в «чистом» виде. Она относится к числу тех философских проблем, которые меньше всего можно решать «по частям». Когда она решается «по частям», она исчезает как проблема: в своем целостном виде как определенный принцип и закономерность она богаче своих «составных частей».

Взяв за исходное деятельность человека, Маркс следующим шагом делает не выяснение его «сущности», «природы» как некоего субстрата, а исследование природы человеческой деятельности, его отношения и взаимодействия с природой, с условиями, в которых он находится. Исследование деятельности приводит его к выводу о ее предметном характере. Поэтому отношение человека к миру оказывается таким диалектическим отношением, при котором осуществляется единство обоих полюсов: субъекта и объекта. «Предметное существо действует предметным образом, и оно не действовало бы предметным образом, если бы предметное не заключалось в его существенном определении»^[6].Человек (и его деятельность) берется как действительная предпосылка, но уже на эмпирическом уровне обнаруживается, что человек и его деятельность не являются самостоятельными, изолированными, застывшими фактами. Предпосылками материалистического понимания истории «являются люди, взятые не в какой-то фантастической замкнутости и изолированности, а в своем действительном, наблюдаемом эмпирически, процессе развития, протекающем в определенных условиях»^[7]. Синтезируя все эти эмпирически наблюдаемые предпосылки, Маркс видит в них «деятельный процесс жизни».

Если рассматривать отношение «человек – общество» не как данную, готовую систему (на одной стороне индивид, а на другой – общество как государство, общественные институты, законы и т.д.), а как становящееся отношение, взаимодействие «производительных сил, капиталов и социальных форм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное»^[8], и индивида, то мы обнаруживаем, что противопоставление их как полярных факторов не имеет смысла. И вопрос о том, что выбрать в качестве основы – «субстанцию» или «самосознание» – оказывается несущественным, поскольку «именно личное, индивидуальное отношение индивидов друг к другу, их взаимное отношение в качестве индивидов создало – и повседневно воссоздает – существующие отношения... Отсюда, понятно, следует, что развитие индивида обусловлено развитием всех других индивидов, с которыми он находится в прямом или косвенном общении.

Взяв в «Немецкой идеологии» деятельность человека в качестве исходной эмпирической предпосылки, Маркс и Энгельс сделали тем самым решающий шаг к тому, чтобы придать философии принципиально иной характер по сравнению со всей философией прошлого. В этом плане интересно сопоставить изложение сущности материалистического понимания истории и его предпосылок в «Немецкой идеологии» и в экономических работах 50-х г., когда Марксу потребовалось кратко сформулировать сущность своего мировоззрения.

В «Экономических рукописях» Маркс пишет: «Индивиды, производящие в обществе, – а следовательно, общественно-определенное производство индивидов, – таков, естественно, исходный пункт». В «Немецкой идеологии» он писал: «Это – действительные индивиды, их деятельность и материальные условия их жизни...». Как видим, совпадение почти полное, но различие все-таки есть.

В экономических работах Маркс в качестве предпосылки берет способ производства как систему вещных и личных элементов, не делая при этом каких-то детальных обосновании и пояснений. В «Немецкой идеологии», когда Маркс только еще приступает к анализу, таких предпосылок несколько: это индивиды, их деятельность и их материальные условия. Они еще никак не объединены, не систематизированы, они все как будто самостоятельны и равноправны. Но в результате анализа данных предпосылок Маркс сделает окончательный вывод, что «способ производства надо рассматривать не только с той стороны, что он является воспроизводством физического существования индивидов. В еще большей степени, это – определенный способ деятельности данных индивидов, определенный вид их жизнедеятельности, их определенный образ жизни»^[9].Введя понятие индивида как деятельного субъекта, Маркс не возвращается к нему как к наличному эмпирическому факту, эмпирической предпосылке. Выступив в качестве точки отсчета, эмпирический индивид утрачивает свою «данность». Но что понимает Маркс под деятельной сущностью человека?

Человеческая деятельность, взятая как философский принцип, не является простым воспроизведением объектов, предметов природы: деятельность не как копирование и размножение с природной матрицы, а как «схватывание» внутренней «идеи», смысла, тенденции, закона существования природной вещи, т.е. деятельность понимается как воспроизведение субъектом субстанциальных сил природы, ее способности «творить», созидать универсально. Поэтому деятельность как действительность и действительность как чувственный мир человека не есть создание еще одной, точной копии природы. Деятельность воспроизводит субстанциальную способность природы создавать новое, она проникнута «жизнью» природы, перестав быть при этом природной формой. Но овладеть субстанциальной способностью творить, создавать – это значит «схватить» не внешнее правдоподобие, а понять глубокие внутренние закономерности предметного созидания.

Специфика человеческой деятельности заключена в ее целенаправленности, однако сама целенаправленность не сводится только к идеальному единичному акту, предшествующему реальному процессу изменения природных форм: целесообразна и целенаправленна деятельность в целом. Однако целеполагание не является выражением какой-то «свободной воли» человека, а наоборот, оно содержит объективную, закономерную логику. Основу ее составляют жизненные условия людей, как созданные их собственным трудом, так и те, которые они «застают как нечто данное», диктующие им определенное развитие, особый характер.

Деятельная сущность человека не сводится к его «делу», «работе», «уменью»: она есть универсальный способ освоения действительности. При этом мы абстрагируемся от того, что в определенных социальных отношениях деятельность человека реализуется и воплощается в конкретных, далеко не универсальных формах, если их рассматривать по отношению к отдельным лицам.

Как видим, Маркс проделал довольно длинный и сложный путь преодоления идеи субстанциального развития; от поиска исходной точки отсчета, «начала» исследования до открытия данного принципа в процессе самого развития.

Маркс несколько раз в первой главе «Немецкой идеологии» обра­щается к понятию «предпосылки материалистического понимания исто­рии». И каждый раз это обращение конкретизирует исходный момент исследования. Первоначально это просто люди, потом это «действитель­но деятельные люди», и заканчивается анализ понятием «деятельная жизнь», «деятельный процесс жизни».

Однако К. Маркс постоянно подчеркивал приоритет внешней природы. Поэтому деятельную сущность человека как философский принцип, который позволяет снять абстрактную противоположность между человеком и обществом, не следует тракто­вать расширительно. Маркс употреблял его в достаточно определенных границах. Уже в «Экономическо-философских рукописях» он указывал, что человек «ничего не может создать без природы, без внешнего чувственного мира. Это – тот материал, на котором осуществляется его труд, в котором развертывается его трудовая деятельность, из которого и с помощью которого труд производит свои продукты»^[10].

Таким образом, деятельная сущность человека, принявшая в тео­ретическом исследовании характер философского принципа, позволяет избежать волюнтаризма и фетишизма в понимании закономерностей исторического процесса. Задача теперь заключается не в том, чтобы найти «природу» социальных законов – их «субстанцию», их «субстрат», а в том, чтобы исследовать общественные отношения как деятельность индивидов, логику развертывания этой деятельности. Именно в этом заключается, на наш взгляд, тот существенный пункт, в котором развитие общества отличается от развития природы.

Чувственно-предметная деятельность как философский принцип исторического материализма дала возможность Марксу по-новому осмыслить и гносеологию немецкой классической философии. Сразу становится заметным, что в старых философских системах практика понимается узко. В старой гносеологии ей придавался утилитарный смысл: она отождествлялась с материально-физическим трудом. И поэтому философы-классики не включали ее в теорию познания. В тех случаях (Гегель), когда практика входила в состав теории познания, она сводилось к духовной деятельности, то есть к деятельности того же сознания. Но ни в том, ни в другом случае – берется ли практика в «грязно-торгашеской форме» или как «абстрактно-теоретическая деятельность», – практика не может стать философско-гносеологической категорией: она не обладает всеобщностью, универсальностью и достоверностью. В своей «грязно-торгашеской форме» практика не может высту­пать в качестве основы познания, а в своей «абстрактно-теоретической» форме она не может быть критерием истинности. Находясь внутри сознания, составляя элемент мыслительной дея­тельности, такая практика не может удостоверять в истинности результатов теоретической дея­тельности.

Практика как философско-гносеологическая универсальная категория обнимает всю совокупность основных форм опредмечивания сущностных сил человека, в результате чего происходит синтез идеального и материального. Практика в философском смысле включает в себя такие всеобщие формы деятельности, как: материально-практическую, направленную первоначально на изменение природы, поиск новых ресурсосберегающих технологий, чтобы гармонизировать отношения человека с природой; социально-политическую деятельность как способ взаимоотношения личности и общества, которая изменяет сами социальные отношения и формы общения (политические, национальные, групповые и т.д.); формы духовно-личностной деятельности (например, педагогическая, художественно-культурологическая и т.д.) как способы самоизменения индивидов, изменения самих субъектов деятельности. Универсально понятая практика, включенная в теорию познания, придает ей совершенно новый вид.

Практика в своем философском значении – для ее обозначения Ж.‑П. Сартр использует греческое слово рraxis^[11], а не французское рractique – является основанием познавательного отношения человека к своему бытию. Практика (рraxis) не сковывает, не связывает познание заранее установленными догматическими аксиомами, предпосылками и не предрешает результатов, выводов познания, и одновременно не поляризирует отношение субъекта и объекта познания, которое неизбежно приводит к односторонности эмпиризма или рационализма.

Практика – это «синтетическая целостность» (Сартр), которая снимает чистое конституи­рующее сознание, его априоризм и локализует претензию эмпиризма на зеркальное отражение бытия отдельным индивидом. Практика выступает не только основой познания и конечной целью, но она создает и новый объект познания, – «вторую реальность», «очеловеченный мир природы», мир человеческих отношений, являющийся предметом огромного комплекса естественных и общественных наук. Практика также предоставляет познающему субъекту гносеологический инструментарий не только в виде материальных приборов и инструментов познания, но и в виде объективированных мыслительных форм, которые используются в качестве логических схем для выведения нового знания.

В своем универсальном философском значении Маркс и Энгельс практику рассматривают как критерий знания. Маркс и Энгельс, создав исторический материализм, сделали гуманизм реальным. Выражение «реальный гуманизм» они очень часто употребляли в работах 40-х гг., подчеркивая этим главную особенность историко-материалистического мировоззрения – его гуманистическую сущность.