Российское гуманистическое общество

www.humanism.ru

Субъективистская методология

Субъективистская методология

Некоторые философы науки отрицают существование каких-либо стандартов обоснования научных гипотез и теорий. Пол Фейерабенд является, возможно, наиболее крайним выразителем этой радикальной скептической точки зрения. Он доказывает: «Идея метода, который содержит прочные, неизменные и абсолютно обязательные принципы для ведения дела науки, испытывает значительные трудности, когда сталкивается с результатами исторического исследования. Мы обнаруживаем, что не существует единого правила, каким бы правдоподобным или глубоко укорененным в эпистемологии оно ни было, которое не нарушалось бы в то или иное время... Существует только один принцип, который может быть оправдан при всех обстоятельствах и на всех стадиях человеческого развития. Этопринципвеспроходит»(Paul Fcyerabend, Against Method (New York: Schockcn Books, 1977). Цит. пo: Ernst Nagcl, «Philosophical Depreciations of Scientific Method», The Humanist 36, no. 4 (July/Aug., 1976): 34-35.).

 Он утверждает, например, что коперниканская революция и появление волновой теории света было вызвано тем, что некоторые ученые не чувствовали границ, очерченных методологическими правилами, и разрушили их. «Когда Коперник ввел новый взгляд на вселенную, — считает Фейерабенд, — он советовался не с научными профессорами, а с таким сумасшедшим пифагорейцем как Филолай. Он принял его идеи и утверждал их вопреки всем правилам научного метода» (Paul Fcyerabend, «How to Defend Society Against Science». Цит. по: Klcmke, et al., Introductory Readings in the Philosophy of Science (Buffalo: Prometheus, 1981), from Radical Philosophy 11 (1975): 3-8.).

Фейерабенд очевидно прав в том, что не существует прочных, неизменных и абсолютно обязательных принципов научного познания. История науки ясно показывает, что установление научных принципов является свободным делом и сопровождается значительным числом оговорок и ограничений. Ученые являются обычными людьми, и на их работу могут влиять субъективные прихоти и пристрастия. Многие ученые нарушают правила вывода и экспериментирования. Если их результаты сохраняют свою ценность, они могут быть приняты другими учеными и войти в число научных принципов. Тот факт, что один аспект научного исследования не может быть подтвержден, не означает, что остальные его части должны быть ошибочными. Ньютон, например, твердо верил в Библию и астрологию. Ученые не всегда всесторонне применяют правила обоснования.

Можем ли мы из этого вывести, что не существует правил или критериев установления научного знания? Только ли теория эпистемологического анархизма заслуживает доверия? Фейерабенд считает, что хотя во времена Просвещения наука служила освобождению, сейчас она стала религией и идеологией и часто выступает врагом мысли. В результате он защищает астрологию и даже изучение креационизма в школах вместе с теориями эволюции. Для Фейерабеида научные теории в наше время открыты истине не более, чем волшебные сказки или другие мифы, и если налогоплательщики верят в китайскую травяную медицину и иглотерапию, колдовство, лечение верой или в церемониальный танец дождя народа Хопи, то все это должно преподаваться в школах вместе с наукой, которую он сравнивает с государственной церковью.

У этой крайней, субъективистской теории есть свои трудности. Если не существует объективных стандартов, то разве одно суждение так же истинно, как и другое? Если не существует строгих стандартов проверки суждений, то разве одно утверждение так же ложно, как и всякое другое? Однако очевидно, что существует разница, например, между научной процедурой, позволяющей изолировать и локализовать вирус полиомиелита и создать вакцину против него, и верой, что все болезни от дьявола. Существует и может быть выделена очевидная область позитивного знания, которое способно решать теоретические вопросы и практические проблемы. Если мы сталкиваемся с трудностью определения прочных и твердо установленных правил, то это не значит, что их нет вовсе. Выбор между гипотезами и теориями не является произвольным.

Одним из способов проверки научного суждения являются его результаты в технологии и практике. Хотя Фейерабенд оспаривает это, утверждая, что другие идеологии также имеют практические следствия. Церкви строят соборы и спасают души, а революционные доктрины низвергают установленные общественные порядки. Однако экспериментальные результаты научного познания в определенном смысле независимы от наших собственных желаний изменить мир так как нам хочется. Когда Фейерабенда спросили, почему он предпочитает летать на самолетах, а не на метле, тот дерзко ответил: «Я знаю, как пользоваться самолетами, но не знаю, как пользоваться метлами, и не могу этому научиться».1 (See: Martin Gardner, «Anti-Science: The Strange Case of Paul Feyerabend», Free Inquiry 3 (Winter 1982/83) 32-34.). Если Фейерабенд не верит в объективные стандарты истины, то почему бы ему не прыгнуть из окна пятидесятиэтажного здания? Ответ очевиден: существует реальность, которая ограничивает, препятствует или способствует осуществлению наших желаний. Теория Фейерабенда саморазрушительна, поскольку он не может привести объективные причины того, почему мы должны принимать его теорию, а не другую.

Существуют принципы воздухоплавания, и тот, кто выпрыгнет из окна высотного дома будет иметь миг прозрения на этот счет.

Согласно Фейерабенду, наука является социальным явлением, глубоко укорененным в культурную среду. Она может быть в союзе с религией (как во времена Фомы Аквинского) или противостоять ей (как в современный период). Она может в значительной степени зависеть от влияния государства и экономики, которые получают выгоду от ее открытий и применения и поддерживают или препятствуют ее развитию. Сталинизм оказывал содействие Лысенко, поскольку его теория биологической эволюции поддерживала властвующую идеологии, а ядерные исследования получили огромную поддержку во время второй мировой войны и после нее из-за своего оборонного потенциала. Но разве из этого следует, что научная объективность является чистейшим мифом и лишь формой социального релятивизма?

Томас Кун в своей известной книге «Структура научных революций» указал на факт, что в некоторые исторические эпохи концептуальные рамки или парадигмы полностью сменяются другими. (См. Томас Кун. Структура научных революций, М., 1975, 1977.).

 В такие революционные периоды разнообразные социальные и культурные факторы могут содействовать этой перемене. Хотя может существовать сильная оппозиция конкурирующей новой парадигме, в конечном итоге она может уступить, и научное сообщество практически полностью примет новые теоретические рамки. Часто этому способствуют вненауч-ные факторы, и выбор теории не сводится к доказательству в виде формальной логики или математики.

Можем ли мы вывести из этих рассуждений Куна заключение о том, что не существуют объективных стандартов научного обоснования? Некоторые считают, что победа новых парадигм обусловливается «мистической эстетикой». Некоторые защитники паранормального мировоззрения в наши дни с одобрением цитируют Куна с целью добиться признания своих непроверяемых теорий. Сам Кун отрицает эти выводы; он считает, что продолжительное сопротивление новым теориям (как, например, в случае Джозефа Пристли) может быть алогичным и ненаучным. Тот, кто продолжает сопротивляться и противостоять новому взгляду перестает быть ученым.

Хотя Кун верит, что в процессе научного выбора играют роль экстралогические факторы, это не означает, что «не существует много других достойных причин поддерживать одну теорию в противовес другой». Он утверждает, что именно «эти причины являются стандартом в философии науки» (Цит . по Klemke, et al., Introductory Readings in the Philosophy of Science, p.208, from «Theory Choice», Criticism and Growth of Knowlege, ed. I.Lakatos and A. Muserave (New York: Cambridge University Press, 1970), pp. 260-262.).